Как прежде Тот, распятый без вины,
Я здесь стою, покорен злобной воле.
Нет, нет, и Он изведал ужас боли,
В Нем были так же чувства смятенны.

Но глубже Он страдания постиг.
В долине стоя был Он у вершины.
Вчера, сегодня, завтра в Нем едины,
А мне испить придется каждый миг.

Раскинув руки, голым я стою.
Обыскивает страж меня. Ему бы
Залезть в мой мозг, за стиснутые зубы,
Где, может быть, я заговор таю.

Когда бы мог содрать он наготу,
Под кожу заглянул бы непременно,
И вдруг он опустился на колено,
Подобно припадающим к кресту.

Пресекшим человеческую связь,
Им, словно, одержимость овладела, –
Как-будто кровь (он так касался тела)
Его святит, из ран моих сочась.

Он изучал на ощупь и растяг,
Мою одежду, лезвием кромсая.
И от ножа не мог отнять глаза я,
Какому грудь рассечь мою – пустяк.

Мне полегчало. Чувства цепеня,
По-человечьи верх взяла усталость.
И вдруг не я, но сердце разрыдалось –
Снимали оттиск пальцев у меня.

Я пальцы б ткнул в кипящую смолу,
Чем леденеть от ужаса и срама,
Когда, распавшись, рухнул мир Адама
Со всеми поколеньями во мглу.

Катилась не жемчужная крупица –
Из глаз лились потопом слезы те;
Прости мне, несравненный, на кресте.
С Тобой пытался в муках я сравниться.

Лубянка, 1949-1953