Летом тысяча восемьсот шестьдесят девятым
Ветви в садах ломились иль пустовали,
Был на полях урожай нищим или богатым –
Вспомнят люди едва ли…

Но как раз тогда-то
Материнское лоно Армении было свято:
Мальчик родился в лорийском Дсехе.. И вслед за утром
Жизни своей станет он мужем мудрым;
Над несчастной Маро, им убитой, склонится с плачем,
Вознесется стенание наше в слове его горячем,
И устам его, что пылают на углях скорби,
Мать оплачет Саро, по-старушечьи плечи сгорбя,
И воскреснут черты благородного лика, –
Обратится Давид Сасунский к войску Мысры Мелика,
И придется Гикору в уличном гвалте
Зазывать прохожих: «Сюда пожалте…»

Тогда же вдали от лорийских ущелий
Средь мрачности анатолийской земли
Еще один мальчик лежал в колыбели,
И гости в тот дом с поздравленьями шли
(При каждом – бутылочка водки). Гево,
Сапожник, родитель младенца того,
Передник отбросив, надел архалук.
А женщины – те разместились вокруг
Сияющей матери. Шум оживленья.
Там хавиц дымится, посудой стучат,
Желают скорейшего выздоровленья,
Сынку – долголетья и роду – продленья,
По вкусу невестку и кучу внучат…

.....

Не был великим ни для кого
День тот, обычный в своем теченьи.
Но, провидя его значенье,
Тайно справляла торжество
Сама всемогущая природа
И, по-праздничному светла,
Била в колокол небосвода,
Понимая, кого родила,
И какие напевы,
ибо слух ее чуток,
Прорываются в крике смуглолицых малюток.

И, видно, потянулся полдень тот,
Как богатырь при пробужденьи.
У ног его хвосты поджали тени,
Подобно псам,
Которых палка ждет…

Беззвучно низвергались водопады,
Как на картине, в тот полдневный час,
И свет запел,
И горные громады
Пустились в пляс…

И, знать, в Анатолии этот день,
В далеком крае выжжено-песчаном,
Навеяв сон, изведать дал армянам
Лорийских скал живительную тень.
И жаждя, словно ранняя вдова,
На раскаленном ложе лета
Пила анатолийская листва
Из чаши страстного Дебета…

И в тот же день
Лорийским скалам
Приснился сон:
Из жарких стран
В селенье чудом небывалым
Слетела птица Азаран.
И с плоских крыш
С петушьим жаром
Пропев о том, что рассвело,
Ударом клюва в дубе старом
Она проделала дупло.
И в глубь ствола внезапно глянув,
Оттуда вынула,
Горя,
Лучи, как книгу шараканов
Одзунского монастыря.
Пока лучи, спеша раскрыться,
– ц-ланк! ц-ланк! – звенели,
С ветви ввысь
Взметнулась радужная птица,
Чьи перья, вспыхнув, как зарница,
Звездою утренней зажглись…

В тот день, должно быть,
Вечный луч родства
Пробил веков враждующие дали…
Вновь примирились небо и земля…
И с той минуты судьбы не деля,
От имени «Армения» слова
«Турецкая» и «Русская» отпали…