 
                     
                I
Зовусь я Мехемедулла,
  А по отцу – Ахмедулла,
  Молва ж Давыдом прозвала.
  Из этой волости мой род,
  Башкиров кровь во мне течет.
Шагирды собрались в тот год
  Жить в медресе Хажи-хезрет
  Затем, чтобы Ислама свет
  Их правоверный ум постиг, –
  Для чтения священных книг.
И я, прилежный ученик,
  Там мюнажат сложил, чтоб все
  Его узнали в медресе, –
  Не так ли память сохраню
  О крае, преданном огню?
Подобен силою коню
  И мощью дубу – Тора-хан
  Здесь встарь поднялся на курган,
  И в землю там вонзив копье,
  Зимовье основал свое.
А летом пас, сменив жилье,
  В степных местах, на склонах гор.
  И, вбив для юрты пять опор,
  Обрел он на Ак-Яре дом,
  С женой обосновавшись в нем.
Служила сердцем и трудом
  Она хозяину, вруча
  Трех сыновей. Три силача –
  Батыры, львы. Нарек их хан
  Ишей, Салих и Карайган.
Согнули карайганов стан
  Года. Салих же, средний брат,
  Добро умножив, стал богат.
  И у Ишея часть своя,
  Его богатство – сыновья.
Так разрослась его семья:
  От четырех им взятых жен
  По пять батыров нажил он,
  Что в будущие времена
  Свой род умножили сполна.
От старшей – вот их имена:
  Сперва родился Ишембай,
  А Байгужу вторым считай,
  Вслед – Ташбулат, Кинзябулат,
  А Кёсяпкул замкнул их ряд.
Единый путь был ими взят.
  Тогда как от второй жены
  Вслед за Мыраком рождены
  Утягулу с Кармышем. Всяк
  Избрал свой край, один – Утяк,
Другой ушел в Каин-Битляк.
  А Иссякай, Саргай, Сайран –
  Сей славный ряд меньшою дан,
  И с ними, храбрые сердца,
  Гумер, Харун – два близнеца.
Харун, покинув дом отца,
  Ушел в Макар, и, говорят,
  Там на татарке был женат.
  За ним Гумер в тот край влеком,
  Стал для обоих свояком.
И рождены пришедшей в дом
  Женой четвертой Шамсенур
  Пять сыновей – всяк зол и хмур.
  Вслед за Ильсеном – Самерхан,
  За Казангулом – Кахарман.
И самый грозный – Тимерхан.
  Он, шахом став, громкоголос,
  Себя над ближними вознес,
  Родню от сердца оттолкнул,
  И брат ему – что раб, что мул.
Того не вынес Кинзягул
  И устремился в дальний путь
  Свободу прежнюю вернуть.
  И вот, пройдя сквозь мрачный бор,
  Поставил на горе шатер.
И Кинзякей здесь жил с тех пор –
  Сын Кинзягула, Кинзя, чья
  Из года в год росла семья.
  За сыном – дочь, за нею вслед
  Вновь появлялся сын на свет.
Прошло в покое много лет.
  Но к Кинзякею, вот беда,
  К тархану нашему сюда
  Баяр да баев принесло,
  А с ними людям – боль и зло.
II
Темяс-баяра поделом
  С лисицей хитрою сравним.
  Кяркя же и Габделькарим
  Поспорят тупостью с ослом.
  Коварство, злоба и обман
  Их помутили, как дурман.
Темяс и те, кто с ним дружны,
  Согнали в тот злосчастный год
  В обмен на мех и зипуны
  К зимовью Кинзякея скот.
  Был в пору летних пастбищ там,
  Где обезлюдели дома,
  Простор темясовым стадам,
  Аул терзавшим, как чума.
Повсюду вгрызлись упыри,
  Прошлись живые жернова –
  На месте юрт одни штыри,
  Под корень срезана трава.
  И, разбредаясь без кнута,
  Жирело скопище скота.
Когда ж по осени назад
  Свои стада пригнал народ,
  Про тот разбой, понуря взгляд,
  Узнали жители, чей скот
  Темяс обрек на мор и глад.
И, не стерпев, прогнали вон
  Они каруновы стада.
  А чтобы не был возвращен
  Темяс-баяра скот сюда,
  Сплошной поставили заслон.
Тогда, озлобившись всерьез,
  Темяс-баяр – помещик, вор,
  Тот Газраил, тот кровосос,
  Тот нечестивец и разор,
  Кто столько бедствий нам принес,
Кярке, пробравшемуся в знать,
  Дал право у народа красть.
  Кому не стоит доверять
  Вручил письмо – над краем власть –
  И приложил к нему печать.
Вот так за сахар и за чай,
  За пояса и армяки,
  За меховые шапки, знай,
  Народной воле вопреки
  Навек запродан был наш край.
III
Войска царицы – палачи,
  Кого зовут «обжор-команда».
  Черны их кони; нечисть, банда,
  Беда похлеще саранчи.
  Казачьи сабли – их опора.
Когда ж Темяс позвал солдат,
  Пошла на Кинзю эта свора,
  Неся на саблях смерть и глад;
  Вблизи аула встала станом,
  Кормясь разбоем непрестанным.
Не в силах бедствий тех терпеть,
  От ненасытного разгула
  Бежали жители аула,
  Спалив в отчаяньи мечеть.
  А возвратившихся к зимовью,
  Расправу лютую суля,
  Встречали пуля иль петля.
  Слезами нашими и кровью
  Была затоплена земля.
И затянул, сомкнув объятья,
  Огонь речные берега.
  Так пусть навек падет проклятье
  За наши муки на врага –
  Кяркю, предателя святыни,
  «Кряшин», кому не дорога
  Ислама заповедь отныне!
Когда Емельку привела
  Молва людская к нам, когда
Наш Кинзя, яростью объят,
  Увидел мерзкие дела,
  Когда вернулся Салават,
Сама народная беда
  Взметнула гнев их, словно бич.
  Запели сабля и стрела.
  И, по Уралу бросив клич,
  И, оседлав тулпаров, в бой
  Они батыров за собой,
  Мужей отважных повели.
  И, ураганом налетев,
  Проклятых смел народный гнев,
  Как черных гадин, с той земли.
 
                