ОГЛАВЛЕНИЕ

КИНЗЯКЕЙ

I

Зовусь я Мехемедулла,
А по отцу – Ахмедулла,
Молва ж Давыдом прозвала.
Из этой волости мой род,
Башкиров кровь во мне течет.

Шагирды собрались в тот год
Жить в медресе Хажи-хезрет
Затем, чтобы Ислама свет
Их правоверный ум постиг, –
Для чтения священных книг.

И я, прилежный ученик,
Там мюнажат сложил, чтоб все
Его узнали в медресе, –
Не так ли память сохраню
О крае, преданном огню?

Подобен силою коню
И мощью дубу – Тора-хан
Здесь встарь поднялся на курган,
И в землю там вонзив копье,
Зимовье основал свое.

А летом пас, сменив жилье,
В степных местах, на склонах гор.
И, вбив для юрты пять опор,
Обрел он на Ак-Яре дом,
С женой обосновавшись в нем.

Служила сердцем и трудом
Она хозяину, вруча
Трех сыновей. Три силача –
Батыры, львы. Нарек их хан
Ишей, Салих и Карайган.

Согнули карайганов стан
Года. Салих же, средний брат,
Добро умножив, стал богат.
И у Ишея часть своя,
Его богатство – сыновья.

Так разрослась его семья:
От четырех им взятых жен
По пять батыров нажил он,
Что в будущие времена
Свой род умножили сполна.

От старшей – вот их имена:
Сперва родился Ишембай,
А Байгужу вторым считай,
Вслед – Ташбулат, Кинзябулат,
А Кёсяпкул замкнул их ряд.

Единый путь был ими взят.
Тогда как от второй жены
Вслед за Мыраком рождены
Утягулу с Кармышем. Всяк
Избрал свой край, один – Утяк,

Другой ушел в Каин-Битляк.
А Иссякай, Саргай, Сайран –
Сей славный ряд меньшою дан,
И с ними, храбрые сердца,
Гумер, Харун – два близнеца.

Харун, покинув дом отца,
Ушел в Макар, и, говорят,
Там на татарке был женат.
За ним Гумер в тот край влеком,
Стал для обоих свояком.

И рождены пришедшей в дом
Женой четвертой Шамсенур
Пять сыновей – всяк зол и хмур.
Вслед за Ильсеном – Самерхан,
За Казангулом – Кахарман.

И самый грозный – Тимерхан.
Он, шахом став, громкоголос,
Себя над ближними вознес,
Родню от сердца оттолкнул,
И брат ему – что раб, что мул.

Того не вынес Кинзягул
И устремился в дальний путь
Свободу прежнюю вернуть.
И вот, пройдя сквозь мрачный бор,
Поставил на горе шатер.

И Кинзякей здесь жил с тех пор –
Сын Кинзягула, Кинзя, чья
Из года в год росла семья.
За сыном – дочь, за нею вслед
Вновь появлялся сын на свет.

Прошло в покое много лет.
Но к Кинзякею, вот беда,
К тархану нашему сюда
Баяр да баев принесло,
А с ними людям – боль и зло.

II

Темяс-баяра поделом
С лисицей хитрою сравним.
Кяркя же и Габделькарим
Поспорят тупостью с ослом.
Коварство, злоба и обман
Их помутили, как дурман.

Темяс и те, кто с ним дружны,
Согнали в тот злосчастный год
В обмен на мех и зипуны
К зимовью Кинзякея скот.
Был в пору летних пастбищ там,
Где обезлюдели дома,
Простор темясовым стадам,
Аул терзавшим, как чума.

Повсюду вгрызлись упыри,
Прошлись живые жернова –
На месте юрт одни штыри,
Под корень срезана трава.
И, разбредаясь без кнута,
Жирело скопище скота.

Когда ж по осени назад
Свои стада пригнал народ,
Про тот разбой, понуря взгляд,
Узнали жители, чей скот
Темяс обрек на мор и глад.

И, не стерпев, прогнали вон
Они каруновы стада.
А чтобы не был возвращен
Темяс-баяра скот сюда,
Сплошной поставили заслон.

Тогда, озлобившись всерьез,
Темяс-баяр – помещик, вор,
Тот Газраил, тот кровосос,
Тот нечестивец и разор,
Кто столько бедствий нам принес,

Кярке, пробравшемуся в знать,
Дал право у народа красть.
Кому не стоит доверять
Вручил письмо – над краем власть –
И приложил к нему печать.

Вот так за сахар и за чай,
За пояса и армяки,
За меховые шапки, знай,
Народной воле вопреки
Навек запродан был наш край.

III

Войска царицы – палачи,
Кого зовут «обжор-команда».
Черны их кони; нечисть, банда,
Беда похлеще саранчи.
Казачьи сабли – их опора.

Когда ж Темяс позвал солдат,
Пошла на Кинзю эта свора,
Неся на саблях смерть и глад;
Вблизи аула встала станом,
Кормясь разбоем непрестанным.

Не в силах бедствий тех терпеть,
От ненасытного разгула
Бежали жители аула,
Спалив в отчаяньи мечеть.
А возвратившихся к зимовью,
Расправу лютую суля,
Встречали пуля иль петля.
Слезами нашими и кровью
Была затоплена земля.

И затянул, сомкнув объятья,
Огонь речные берега.
Так пусть навек падет проклятье
За наши муки на врага –
Кяркю, предателя святыни,
«Кряшин», кому не дорога
Ислама заповедь отныне!

Когда Емельку привела
Молва людская к нам, когда

Наш Кинзя, яростью объят,
Увидел мерзкие дела,
Когда вернулся Салават,

Сама народная беда
Взметнула гнев их, словно бич.
Запели сабля и стрела.
И, по Уралу бросив клич,
И, оседлав тулпаров, в бой
Они батыров за собой,
Мужей отважных повели.
И, ураганом налетев,
Проклятых смел народный гнев,
Как черных гадин, с той земли.