 
                     
                1
Последний выход твой перед народом
  Среди заснеженных руин.
  Ни слова твоего, ни голоса - один
  Застывший вздох под мерзлым небосводом...
Но и теперь мы слышим, как поет,
  Взывая к нам, незримое движенье
  Орлиных крыльев. Их вручил народ
  Тебе, в ком отзвук бед его и утешенье.
Открыта сцена. Образы живой,
  Забвенью не подвластной вереницей
  Проходят над твоей, как прежде, яснолицей,
  В сон погруженной львиной головой.
К тебе идущим нет конца,
  Сюда, где ты дарил, властитель зала,
  Слезой Шолом-Алейхема сердца,
  Чтобы она алмазом заблистала...
2
Аншлаг. Последнее из действ. Перед тобой
  Качнулись лица в скорбном гуле.
  Твои герои призрачной гурьбой
  Спускаются к одру в почетном карауле.
К чему теперь парик и мантия? Финал
  Трагедии твоей величьем равен трону.
  Ты сердцем - Лир, который обменял
  На мудрость королевскую корону...
В гримерной плачут краски. Там темно.
  Без лицедейства смерть, без бутафорской крови...
  Лишь Гоцмах падает на полуслове -
  Блуждать, не падать звездам суждено.
Они под траурные звуки
  Очнутся и, тебя в сиянье облача,
  Дрожащий взор опустят в муке
  И в вечность гроб внесут на бархате луча.
3
На дорогом лице засыпал раны снег,
  Чтоб не были они покрыты мраком ночи,
  Но боль взывает сквозь недвижность мертвых век,
  И скорбный крик в груди растоптанной клокочет:
“О Вечность, приглядись к кровавому клейму,
  Свидетельством стою перед твоим порогом, -
  Узнай, так суждено народу моему
  Истерзанным брести по всем земным дорогам.
Мой крик в тебя вонзится, омрача
  Покой твоей надмирности. Запомни,
  Что каждая из ран, рассекшая лицо мне,
  Мать и дитя спасла от палача...”
Не скроет снег следов злодейской своры,
  И в миг убийства взор твой не погас;
  Вздымаясь криком, боль разбитых глаз
  Сквозь веки рвется, точно к небу - горы.
4
Поток прошел, и вновь поток. Скорбя,
  Людская движется лавина.
  Убитые встают почтить тебя,
  Шесть миллионов - павшие безвинно.
Как ты почтил их, пав за них тогда
  Среди руин пустынного квартала
  На минский снег. И вьюга заметала
  Осколки обагрившегося льда.
Не побежден злодейскою расправой,
  К земле приникший мертвою щекой,
  За память их вступившись, их покой,
  Бросаешь миру ты укор кровавый.
И траурный поток не убывает, шквал
  Народной боли в отворенном зале.
  Тебя почтить шесть миллионов встали,
  Как ты, чтоб их почтить, на минский снег упал.
5
Спи. Спи спокойно. Кажется, что ты
  В раздумьи замер. Вспыхнувшей из мрака,
  Еще ты озарен звездою доброты,
  Внимая дудочке Леви Ицхака.
Любовь не гаснет в вихре снежной мглы,
  И гнев не замести его налету...
  Как две свечи, зажженные в субботу,
  Над гробом руки трепетно-светлы.
Задумавшись, глаза ты закрывал подчас -
  Так взору мысли виделось яснее.
  А нынче боль хранишь под сном смеженных глаз,
  Чтобы и в смерти не расстаться с нею.
Как в час премьеры, празднично чиста
  Лучистость в глубине зеркал, продливших стены...
  Еще мгновенье - оживут уста,
  И “с правой” к звездам ты шагнешь со сцены...
6
Черты лица - увы, не уцелеть им,
  Их смерть разрушит, праху возвратив;
  В последний раз впитай любимый твой мотив,
  Звучавший здесь в “Вениамине Третьем”.
А ныне эта музыка скорбит
  Над сном знакомых черт, и в смерти первозданных.
  Твой выход! Не стыдись лица в жестоких ранах,
  Того, что череп царственный пробит.
Последний выход. Вечность - твой помост,
  Где крови суждено стать высочайшим гримом,
  Быть голосом твоим, над смертью возносимым
  Туда, где ждут тебя аплодисменты звезд.
Там вспыхнет твое имя в ореоле
  Сияния, как новая звезда;
  Иди и не стыдись попрания и боли,
  Пусть Вечность содрогнется от стыда!
7
Открыта сцена. Взор твоих смеженных глаз
  Над смертью жив. И мы, у изголовья стоя,
  Вбираем, чтоб хранить, твой дар, как ты для нас
  Воспринял и сберег наследство золотое.
Истоки смысла видевший в былом,
  Ты в нас и с нами их несешь сквозь время, -
  Так, в почву проникая, всходит семя,
  Разбуженное солнечным теплом.
Твоим гостям в гримерной луч софита
  Не высветит уже волшебной полутьмы, -
  Без стука в твое сердце входим мы,
  Которое для каждого открыто.
Оно, преодолев небытие,
  Принадлежит нам, как моря и горы...
  И в нем - с мечтой - в надзвездные просторы
  Возносимся, как в золотой ладье.
1948
 
                