 
                     
                В светлейшей из моих улыбок
  И в самом дружественном взгляде
  Скрывается печаль, подобно вору.
Но, не таясь теперь,
  В распахнутую дверь
  Она ко мне вошла, как званый гость к застолью.
В ней боль ребенка, изгнанного прочь,
  Когда отец проводит в блуде ночь.
  Она спешит за мной по одиноким тропам,
  Чтоб сердцем завладеть,
  Как сумрак в зимний день - безмолвными полями.
Я нисхожу под кров
  Страданий вековых, что на весах миров,
  Не знаю, существует ли?.. Я вижу
  Глаза простертых жертв, и древняя печаль
  Врывается ко мне, как ветер в полночь,
  Сказать:
  “Ты обречен оплакивать себя,
  Умом и сердцем в двух мирах скорбя,
  И тихою овцой, прибившейся к ночлегу,
  Войдет однажды смерть, чтобы уснуть с тобой...”
И больно мне за дни, что будут смертным мраком
  Похищены, они встают, подобно знакам
  На вековом пути, и горестно за мир,
  С молитвой на устах идущий на закланье...
  И я, припав к колоннам бытия
  И веры, говорю:
  “Я - жалкий человек, затерянный в полях,
  Пронзенный скорбью и с неверьем в сердце -
  Чего ж я жду?..”
1919, Киев
 
                