 
                     
                То набухшая фара скользнет золотою слезинкой,
  То качнется луна в черном омуте желтой кувшинкой.
  Над чешуйками дальних огней, над трепещущей кромкой
  Городские зарницы летят изумрудной позёмкой.
Никого не терял я. Сургучная полночь немая
  Колымой не грозит и повесткой меня не тревожит.
  Отчего же в груди, как в бараке зимой? Отчего же
  Будто десять ночей пpосидел я, пальто не снимая.
Я наверно уеду рассеяться в Киев зеленый,
  В теплый Киев, спасительный край тополиного вече,
  Что приветит, раскинув, как руки, днепровские склоны,
  Всем готовый поведать обиды украинской речи.
март — апрель 1974
 
                